В гонке за существенное системное омоложение Гарольд Катчер — тёмная лошадка. У него хорошие академические регалии и солидный опыт в исследованиях. На самом деле, в ранние годы он был частью
команды, открывшей ген рака молочной железы, brca1. Я попросил у Гарольда биографический очерк и разместил его в конце этой публикации.
Но у Катчера нет исследовательских грантов, университетских лабораторий или венчурного финансирования, нет команды аспирантов, копающихся в базах данных и проверяющих препараты в подсобке.
Что есть у Катчера, так это правильная теория. Основные прорывные исследования в старении (и практически во всех венчурных стартапах) направлены на борьбу со старением на клеточном уровне. Их парадигма в том, что старение — это накопление молекулярных повреждений, и свою работу они видят в разработке соответствующих механизмов починки.
Но истина, как понимает её Катчер, заключается в том, что в значительной степени старение координируется во всей системе через сигнальные молекулы в крови. Именно наше общее осознание такого видения свела нас с Катчером более десяти лет назад. Катчер кратко описывает свое прозрение 2009 года ниже. Оно и стало отправной точкой его эссе
2013 года (потребовалось несколько лет, чтобы протолкнуть его в печать) о значении экспериментов по парабиозу для будущего науки о старении.
Конечно, Катчер был не единственным, кто получил сообщение о силе сигнальных молекул в крови для репрограммирования тканей всего тела в более молодое состояние. Проблема в том, что в плазме крови присутствуют тысячи компонентов, представленных в крошечных концентрациях, но передающих сообщения, считаваемые клетками. Какие из них ответственны за старение? Небольшое количество лабораторий, включая Conboy (Ирина и Майкл Конбой) в Беркли, Amy Wager в Гарварде и Tony Wyss-Coray в Stanford, ищут ответ в течение последнего десятилетия и даже дольше.
Катчер смог угадать, интуитивно или экспериментально определить ответ на этот вопрос. Получив начальное финансирование от Акшая Сангхави (Akshay Sanghavi), два года назад он создал лабораторию в Мумбае и попытался омолодить старых лабораторных крыс, используя фракцию, извлеченную из крови молодых крыс. Первый раунд экспериментов был обнадеживающим и был
опубликован на моём сайте год назад. Катчер получил следующий раунд финансирования от читателя моего блога, и у него было достаточно крыс, чтобы экспериментально титровать дозы и смотреть, можно ли успешно повторно лечить уже пролеченных ранее, но состарившихся со временем крыс.
В этой истории есть дыра, которая ожидает разрешения прав интеллектуальной собственности. Катчер и Сангви не подали заявки на патенты и еще не нашли подходящего партнера для финансирования испытаний на людях. Они не выявили каких-либо деталей лечения, кроме того, что оно проводится в форме четырех внутривенных доз и что оно получено из фракции плазмы крови. Катчер считает, что соответствующие молекулы не будут сложны в изготовлении, поэтому, когда продукт в конечном итоге будет коммерциализирован, он не потребует извлечения из крови живых субъектов, грызунов или человека.
Мы все еще ждем кривых дожития крыс, получивших терапию. Между тем, лучшая из доступных суррогатных метрик возраста приходит к нам от часов метилирования, разработанных Стивом Хорватом в Калифорнийском университете (UCLA), да и другими учеными. Важно отметить, что Катчер нашел в Хорвате союзника, который не просто проверял его омоложенных крыс, но и провел необходимый статистический анализ, чтобы разработать набор из шести часов метилирования непосредственно для крыс. Пять часов оптимизированы для различных тканей, а одни откалиброваны межвидово, так что можно измерять возраст у людей, а также соответствующий возраст в «крысиных годах» (около 1/40 человеческого года). Часы с двумя видами были значительным новшеством, первым мостом для перевода результатов из животной модели в их вероятный эквивалент у людей.
В статье, опубликованной в BioRxiv в пятницу, Катчер и Хорват сообщают о результатах измерений метилирования у омоложенных крыс. «Важно отметить, что лечение плазмой старых крыс [109 недель] уменьшило эпигенетический возраст крови, печени и сердца с очень большим и значительным запасом, до уровней, сопоставимых с молодыми крысами [30 недель]… В соответствии с последней версией эпигенетических часов, среднее омоложение по четырем тканям составило 54,2%. Другими словами, лечение более чем вдвое уменьшило эпигенетический возраст».